В философских декларациях Скрябина без малейшего труда обнаруживается позиция со­липсиста, единоличного и полновластного творца всего сущего. В психологии Скрябина-художника это ощущение в себе «духа», жаж­дущего жизни и созидающего ее по велению своей мечты, связано, прежде всего, с идеей свободной творческой воли. Предмет увлече­ния – духовная личность, сбросившая оковы любых принуждений, личность, воспрянувшая для самостоятельного бытия, устремившаяся к полному расцвету. В этом смысле фантазерство Скрябина и его фанатическая вера в свое «уче­ние» – не прихоть и не упрямство, но настоя­щая подлинно романтическая приверженность к идеально понимаемому Человеку, его истин­ному призванию, его великой цели. Философия Скрябина позволяла ему от­даваться движению чувств, зову воображения. Безмерно развиваемые и абсолютизируемые, эти идейные предпосылки вели к гипертрофи­рованному ощущению собственного Я. Личная воля и только ею творимый мир в представле­нии художника становится универсумом, а сам он – единственным и уникальным вместили­щем этого универсума. Тем не менее, идеи Скрябина-философа ло­жились в основу творческих поисков Скрябина-композитора. И уже поэтому интересно рассмо­треть некоторые из них. Так, искусство звуков в скрябинском понима­нии представляет собой не просто «новое опи­сание» мира, а некую глобальную Реальность, в объеме которой физическая вселенная за­нимает только часть. При этом музыкальное произведение является своего рода «тоннелем в космическое пространство звездных миров». Сам Скрябин неоднократно подчеркивал свою «независимость» от традиционных трактовок Реальности. «Мир, живший в представлении моих предков, – пишет композитор, – я тебя отрицаю. Я отрицаю тебя, все прошлое вселен­ной, науку, религию и искусство, и тем даю вам жить»3.

Творчество для Скрябина имеет «со­знательную» и «бессознательную» сторо­ны. «Бессознательное» творчество соответ­ствует «включенности» человека в миф: «…Бессознательной стороной своего творчества я участвую во всем. Вселенная есть бессознатель­ный процесс моего творчества»4. Сознательная сторона заключается в преодолении рамок тра­диционной картины мира – «образов прошло­го». «Чем сильнее образ прошлого, – отмечает Скрябин, – тем он быстрее овладевает сознани­ем, тем больший подъем необходим для его ис­ключения из сферы сознания <…> Со стороны сознания у меня переживание иного, нового, с другой – все остальное в своем стремлении за­владеть моим сознанием. Подъем в этой борьбе определяет качественное содержание пережи­ваемого мною состояния»5. Композитор подчеркивает, что мир неизме­римо шире человеческих представлений о нем – хотя его привычный облик также реален. «Не пугайся этой бездонной пустоты! – восклицает Скрябин. – Все это существует, все есть, что ты хочешь, и только потому, что ты хочешь, пото­му что ты создал все это силою твоего жела­ния. Разве все это исчезнет, если ты сознаешь свою силу и свою свободу? Ты хочешь летать, – лети, как хочешь и куда хочешь, вокруг Тебя пустота!»6 Ощущение «полной свободы» при выходе за границы мифа, состояние «боже­ственного опьянения» всемогуществом своего сознания отражено в пафосе таких утвержде­ний Скрябина, как: «Я существо абсолютное. Я бог»7. Композитор считает, что его сознание свободно от Реальности. Скрябин размышлял над соотношением музыки и сознания. В своих философских раз­мышлениях он считал, что явление невозможно познать, пребывая в его рамках, – сущность му­зыки можно определить лишь с позиции других ментальных форм человеческой деятельности. Способность к творчеству становится основ­ным условием расширения границ Реальности в сознании. Музыка для композитора являла со­бой несомненную реальность, к которой физи­ческий мир относился как вторичное явление. Для великого мистика, который понимал искус­ство звуков, было вполне естественно открыть в своем искусстве некие «черты скрытой реаль­ности», основанные на глубинных закономер­ностях музыкального феномена. Чисто теоретических упоминаний о музы­ке у Скрябина практически нет, потому что Вселенная, о которой он пишет, представала его познанию именно в «звучащем», «музы­кальном» виде: мир Скрябина был миром звуков, миром его художественных произве­дений – той метафизической Реальностью, которая была главным предметом внимания великого мистика. Заявления Скрябина о том, что ему «через музыку» удалось познать многие тайны мира, говорит не столько о проникновенности в тайны материальной вселенной, сколько об открытии таинств своего искусства, пред­ставляющего некий «субстрат» проявленного мира – его энергетическую основу и фунда­ментальный структурный принцип. Скрябин считает, что «религия, искусство, наука» – лишь «крылья» для его творчества8. «В творчестве, – продолжает он, – всякому чув­ству, всякому исканию, всякой жажде я дарю расцвет»9. Музыкальный феномен, опреде­лявший видение мира композитором, был в то же время лишь частью этого мира, лишь одной из многих энергетических оболочек «творящего Я».

Как воспоминает Л. Л. Сабанеев, «Скрябин воспринимал мир как царство призраков, как ряды сновидений, для него реальность сна и яви была почти тождественна, он жил не в действи­тельном мире, а в фантастическом <…> Свои ощущения он передавал не только звуками, но еще своеобразной и оригинальной мимикой и жестами, которые были очень странны, кош­марны, "сонны” по своим настроениям, галлю­циорны. Это были какие-то внезапные паузы жестов, вопросительные и томительные взоры, он как-то внезапно раскрывал широко глаза по­сле того, как они бывали томно полузакрыты, точно увидев видение»10. Фантастическая вера Скрябина в свое пред­назначение подкреплялась мистическим совпа­дением его рождения с Рождеством Христовым. Мистика чисел сопровождала его до последнего дня – дня смерти, выпавшего на Пасху. Мистика вообще стала ключевым понятием в жизни и творчестве Скрябина, именно она вывела его на стезю поиска оптимальной формулы синтеза искусств или «всеискусства», говоря словами Вяч. Иванова. Для художников Серебряного века «всеи­скусство» было вообще типичным: «живо­писные» сонаты М. Чюрлёниса, литературные «симфонии» А. Белого, «звучащие» полотна В. Борисова-Мусатова и т. п. Но только Скрябину удалось подойти вплотную к практическому осуществлению идеи синтеза искусств. Он меч­тал, чтобы его искусство было источником ра­дости и жизни для всех людей. Для гениального музыканта наивысшим этапом в его концепции синтеза искусств стала Мистерия.

Идея мистерии в конце ХIХ в. привлекала не только Скрябина. Так, Ф. Ницше мыслил сво­боду как растворение в коллективном восторге, который пробуждает человека к мистериаль­ному действу, выражающему непосредственно космическую жизнь. Дионис и его искусство, с точки зрения Ницше, вырывают человека из изолированности, показывают ему путь, веду­щий к Божественной жизни, где душа человека переживает полное преображение. Можно выделить ряд причин, по которым Мистерия была притягательна для художников той поры. Во-первых, характерные для этой эпохи апокалипсические тревоги, мистический страх конца. Идея Апокалипсиса нашла отражение в философии А. Белого и А. Блока, Вл. Соловьева и В. В. Розанова. Скрябин также предполагал показать апокалипсическую идею гибели мира, изживающего себя в мистерии.

Во-вторых, ощущение переломности, кри­зиса, разорванности современной эпохи вызы­вало стремление хотя бы средствами искусства, в мифе, выразить целостность и единство бы­тия. Подобно Р. Вагнеру, Скрябин искал худо­жественную форму, которая в синтезе искусств была бы способна показать многообразие и цельность жизни Космоса. При всей заинтере­сованности вагнеровской музыкой, Скрябин, однако, считал, что немецкий композитор за­блуждался, полагая создать синтез искусств на основе музыкальной драмы11. Скрябин прихо­дит к выводу, что синкретизм искусств в древ­негреческой драме уже распался, а существовал он лишь в более ранних по времени мистериях. Художник видел в мистериях живой религиоз­ный смысл и мечтал о создании собственной мистерии, в которой сама жизнь станет формой творчества12.

В-третьих, сознание трагичности индиви­дуальной жизни в современной мире рождало мечту о мистерии как реальном художественно-религиозном акте, в процессе переживания которого личность вырвется из ограниченного индивидуального бытия и достигнет цельности и единства со всем человечеством, с Космосом. Ощущая свое внутреннее тождество со всей вселенной в ее творческом действии, Скрябин утверждал исключительную действенность ре­лигиозного пути, в конце которого человек об­ретет вселенское бытие.

Это путь приобщения своего «Я» к Всеединому и укоренения себя в нем. Идеи Скрябина адекватны идеям Вл. Соловьева, С. Л. Франка, П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова и ряда других русских философов, исповедую­щих метафизику всеединства. Идея Всеединства определяла тематиче­скую цельность произведений Скрябина. Три грандиозные произведения: «Божественная поэма», «Поэма экстаза» и «Прометей», – име­ют общую главную тему. Этот любимый скря­бинский мотив переходит из мазурки в поэму, из поэмы – в прелюдию, из прелюдии – в сим­фонию. Скрябин пытался осуществить мечту о создании «искусства из одного слитка», спо­собного служить воссоединению с Единым, Абсолютным началом. Такое же стремление к монотематизму встречается у Ф. Листа. Все его произведения основываются на видоизменении одной веду­щей темы. Благодаря этому создается единое и многогранное время жизни героев, смысл которой – подвиг предначертанного эволю­цией восхождения к Вечному. Исследования И. Лапшина, А. Ф. Лосева, Л. Л. Сабанеева свидетельствуют, что творчество Листа оказа­ло большое влияние на Скрябина. Так же, как и Лист, Скрябин избирает для своих сочинений жанр поэмы, поскольку ее свободная одночаст­ная форма способна ярче других раскрыть об­раз «едино-множественного Времени». «Скрябин стремился воплотить в своих му­зыкальных произведениях диалектику вечного и мгновенного, одномоментного и протяженно­го, основанного на чувстве Всеединства и бес­конечного бытия»13. Философские записи ком­позитора подтверждают, что он рассматривал бесконечное и конечное как два уровня единого бытия. По его мнению, вечность, мгновенность и время – неразрывно связанные характеристи­ки единой процессуальности бытия. «Время – это синтез мгновения и вечности. Вечность и мгновенность – основа времени»14. В своей музыке Скрябин бесконечную те­кучесть времени сводит к одному мгновению. Вечность и есть такое мгновение, которое со­держит всю бесконечную текучесть времени как одну точку, как целое, которое «присутству­ет в виде всего во всем»15.  «Философия» Скрябина, воплощенная в ху­дожественные образы, призвана была выйти за рамки эстетического внушения, ее миссией ста­новились величайшие жизненные перемены. Такая задача исторически возникала в связи с вполне реальными процессами. Они представ­ляли собой мифологизированное ожидание со­циальных перемен. Они связаны с ситуацией, когда обострилось ощущение недостаточности дум и чувств по поводу таких перемен, ког­да все более жгучей становилась потребность действия. Идея же немедленного, магического действия, основанная на абсолютизации нрав­ственного начала, вере в его всесильность, была вариантом этого радикализма, типичным имен­но для русской общественной среды. Своим творчеством Скрябин выразил духовное со­стояние этого переломного времени, сам став эпохой в музыкальной жизни России. «Философия Скрябина есть философия ми­стерии», – констатирует А. Ф. Лосев. В своей работе о Скрябине он пишет: «Сущностью этой наиболее, я бы сказал, скрябинской философии "я” является именно мистериальный характер этого "я” с необходимым привхождением ми­стического историзма, охватывающего сокро­венные судьбы мира и Бога <...> Это "я” – ми­ровое и Божественное, и вот – жизнь его есть мистерия»16. Мистерия А. Н. Скрябина осталась лишь в замысле, неосуществленной, но этот замысел, подробно разработанный композитором в его философских заметках и фрагментах, является ключом к пониманию его философии.

1 Бердяев, Н. А. Философия творчества, куль­туры и искусства : в 2 т. Т. 1. М. : Искусство, 1994. С. 402. 2 Скрябин, А. Н. Письма. М. : Музыка, 1965. С. 343-344. 3 Записи А. Н. Скрябина // Русские пропилеи : материалы по истории мысли и литературы. М., 1919. Т. 6. С. 152.    4 Там же. С. 163.  5 Там же. С. 181.  6 Там же. С. 154. 7 Там же. С. 175. 8 Там же. С. 143.  9 Там же. С. 153.  10 Сабанеев, Л. Л. Воспоминания о Скрябине. М. : Классика-XXI, 2000. С. 99.  11 См.: Рубцова, В. В. А. Н. Скрябин. М. : Музыка, 1989. С. 350.  12 См.: Белый, А. Театр и современная драма // Белый, А. Символизм как миропонимание. М. : Республика, 1994. С. 160. 13 Левая, Т. Н. Скрябин и «младосимволисты» // Русская музыка начала XXвека в художе­ственном контексте эпохи. М. : Музыка, 1991. С. 65.  14 Скрябин, А. Н. Письма. С. 187.  15 Лосев, А. Ф. История античной эстетики. Последние века : в 2 кн. Кн. 2. М. : Искусство, 1988. С. 85.  16 Лосев, А. Ф. Страсть к диалектике. М. : Совет. писатель, 1990. С. 267.