ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОДОПЛЕКА «ИОЛАНТЫ» ГЕРЦА-ЧАЙКОВСКОГО

Рене дАнжу был королем Неаполя и Сицилии, Майорки и Сардинии, Арагона и Валенсии, Венгрии и Анжу, он владел графствами Прованс, Пьемонт, Гиз, Калабрией и Лотарингией. Жил он в 15  веке в своем французском графстве Бар и в числе его подданных была Жанна дАрк. Матерью Рене была покровительница Жанны – Иоланда Анжу. Он родился в 1408 г. Любил искусство, особенно живопись и литературу – сам сочинял стихи и писал аллегории. Не чужд был мистике, читал романы из цикла Артурианы и Граалиады, покровительствовал Колумбу. Хвалился кубком, по поверью принадлежащим Марии Магдалине. Среди его просвещенных друзей был итальянский поэт Жак  Саннадзаро, а среди царственных друзей – миланские правители Сфорца и флорентийские Медичи. Италию он любил, и много лет провел в ней. Возможно, с его легкой руки Медичи создали платоновскую Академию и первую  в Европе публичную библиотеку – флорентийскую Сан-Марко. Во флорентийском университете ввели изучение греческого языка и начали изучать рукописи древнегреческих философов. Дядя Рене – кардинал Лотарингский – создал рыцарский орден, в который Рене вступил в 1418 году. Тогда же он был выбран великим магистром рыцарского ордена Сиона.  Впоследствии основал свой орден – Полумесяца. В него вошли Сфорца, граф де Ленонкур и Ферри де Водемон. За последнего вышла замуж дочь короля Рене – Иоланда де Бар (род. в 1428). Предки Водемонов жили в Лотарингии со времен правления загадочной династии Меровингов и прославились устроительством празднеств в честь Царицы Небесной. Они возвели статую Девы Марии – покровительницы графства. Как ни странно, но паломничество в водемонское графство не прекращалось, Иоланда де Бар вернула ему былую славу. Сын Иоланды де Бар тоже носил имя Рене -  Второго, герцога Лотарингского, и настолько увлекался оккультными науками, что отправился обучаться им во Флоренцию, в Платоновскую Академию к Веспуччи (вместе с будущим живописцем Боттичелли).

Его отец с 1449 года жил в своих испанских  владениях – в Таррасконе – и сочинял рыцарские пьесы, которые там и ставились (излюбленная тема – аллегорическое торжество духовных ценностей, например, в «Действе о пастушке»). Весьма интересовала Рене дАнжу история стариной греческой провинции Аркадия. Этимология её названия производилась от медведя Аркаса – сына нимфы Каллисто, служившей греческой богине Артемиде (галлы-кельты именовали её Арденна). К началу нашей эры аркадийцы ушли на север, обосновавшись на территории нынешней Западной Германии, осели на Рейне и Дунае. Они ассимилировались среди франков как сикамбры и их кровь присутствует в роду Меровингов – франкских королей.  Еще Вергилия волновала загадка Аркадии, когда он рассуждал о золотом веке, наступившем на Земле в этом регионе (Аркадия Счастливая). Король Рене интересовался причиной подобного счастья и испытывал ностальгию по такому золотому веку и раю земному. Он пытался понять смысл античной аллегории. Странным был образ подземной реки – она текла по греческой земле, именуемая Алфиос, т.е. «первоисточник»  (Алфей), а на поверхность выходила на острове Сицилия  (называясь уже Аретуза), не смешиваясь с водами Средиземного моря.

Кардинал де Ленонкур заказал перевести на французский язык итальянскую пастораль Саннадзаро «Аркадия» (Джакопо Саннадзаро-мл. издал её в 1502 году). Ею восхищались в ренессансной Италии художник Гверчино, а французский живописец Пуссен приезжал в Рим для её изучения.  Речь в поэме шла о подземной реке Алфей, но трактовка смысла подводила к истории династии Меровингов, которую в Провансе и Лангедоке со времен Средневековья связывали с продолжением рода Иисуса Христа. Комментаторы выводили их смутных данных наличие у него семьи (супругой была Мария Магдалина, брак в Кане Галилейской описывался как их свадьба, выявлялось наличие детей, от которых и пошла династия меровингских королей). Потомство Магдалины, эмигрировавшей от римлян в южнофранцузский Прованс, сравнивалось с подводным течением реки Алфей-Аретуза. Будучи владетелем Прованса, король Рене дАнжу имел не только древние корни, оказываясь в прямом родстве с потомками Меровингов (генеалогию своего рода он знал в совершенстве и был готов проследить её до самого Ноя), но и горячий интерес к столь загадочной родословной, прослеживаемой и в средневековых рыцарских романах, и в ренессансных поэмах. Не угасла тема и в Новое время – классицизм поощрял аллегоричность и Пуссен несколько раз принимался варьировать в своем творчестве тему «Аркадии счастливой». Картины подобного рода мечтали иметь могущественнейшие короли европейских держав, не скрывая своего интереса к родословию Меровингов, ибо их имена тоже в него вписывались путем династических браков. Трудно сказать, мечтали ли они когда-нибудь предъявить свои права по родословной на трон Иудейский и осуществить намерение Иисуса Христа как Царя Иудейского? Но интерес к поиску следов пребывания в Галлии (Франции) Марии Магдалины и её семьи был высок. Ожидалось также, что поиски её гробницы увенчаются успехом и будут найдены некие священные предметы – вплоть до чаши Св. Грааля. Этим и занимался в местечке Ренн-ле-Шато аббат Соньер, с которым общался Дебюсси. Ренн был потенциальным местом погребения Магдалы, неудивительно, что Пуссен, работая над картиной, не раз приезжал туда и писал пейзажные фоны с натуры.

Трудно сказать, откуда у датчанина  Генрика Герца возник интерес к оккультным наукам, истории Меровингов, образу Короля Рене, вошедшему в историю под прозвищем «Добрый король Рене» и членам его семьи, но на свет появилась пьеса «Дочь короля Рене». Правда, одна из дочерей короля Рене вышла замуж за английского короля Генриха  Шестого и стала заметной фигурой в середине 15 века, когда была война Алой и Белой Роз. Возможно, датчанам была интересна история соседней страны, а может быть, общее увлечение мистикой сыграло свою роль. Но драма датского драматурга и поэта заинтересовала и Россию! Предположительно, посредником между текстом пьесы и обращением к ней Чайковского мог быть Дебюсси.

Французские мистики могли найти контакты с русской царской семьей через Папюса – он был вхож во все эзотерические салоны Парижа. Интересовалась мистикой и супруга Николая Второго – царица Александра. Она была знакома с автором труда «История оккультизма» Папюсом. В царской семье были великие князья Романовы, склонные к подобным увлечениям, например, вел. кн. Константин Романов, известный поэт. С ним общался Чайковский, писал романсы на его вдохновенные тексты. Можно полагать, что такими путями Чайковский вышел на текст драмы Герца с идеей написания оперы - «сказки» (цензура не жаловала на русской сцене мистические тексты и религиозно-исторические аллегории и даже знакомство с царской семьей не могло оказать давления на неё). Есть и другой возможный источник интереса к теме короля Рене – Надежда Филаретовна фон Мекк. Она была меценатом Чайковского, и в числе её  знакомых по Парижу был Дебюсси, в ранней молодости служивший воспитателем её дочери, на которой изъявлял желание жениться. Дебюсси и Чайковский могли общаться через Н.фон Мекк.

Сайт Чайковского:

Одноактная опера "Иоланта" была заказана Чайковскому в 1891 году. Она предназначалась к постановке в один вечер с балетом "Щелкунчик", заказанным в то же самое время И.А.Всеволожским, директором Императорских театров. Сюжет был разработан на русской сцене ещё до Чайковского по драме датского драматурга Х.Херца (1845). Причем в основе драмы Херца лежали подлинные исторические факты. Чайковский был знаком и с драмой Херца и с её русским переводами. В его библиотеке сохранилось издание драмы на немецком языке, сделанное в Берлине в 1876 году, но когда именно Чайковский познакомился с этим сюжетом - неизвестно. Миллер перевеет текст на русский язык и Чайковский в 1884 году познакомился с его трудом. Либретто Модест Петрович Чайковский создавал по переделанной драме в версии В.Зотова, шедшей в московском Малом театре. Первые мысли об опере на этот сюжет появляются за несколько лет до начала работы над "Иолантой". Возможно, при заказе этой оперы мнение Чайковского по поводу  сюжета это  было принято во внимание. Любопытно, что именно в эти же годы в русских журналах публикуется повесть В.Г.Короленко "Слепой музыкант", в которой также разрабатывается почти аналогичный сюжет, хотя и в совершенно другом историческом контексте. Но и у Чайковского, и у Короленко присутствует противопоставление ценности мира духовной красоты и реальной красоты бытия. Есть даже сходство в сценах с выбором слепым юношей (Короленко) и слепой девушкой (Чайковский) цветка. Прямого влияния одного произведения на другое не обнаруживается, однако совпадение симптоматично. В опере Чайковского многие исследователи находят отголоски увлечения композитором в этот период философией Спинозы, чтением его трудов, переписки. Книги эти сохранились в библиотеке Чайковского, в них можно увидеть многочисленные пометки композитора.

Но в любом случае, интерес русского и французского композиторов к этой теме не случаен. Как не случайны странные совпадения имен исторических лиц и персонажей драмы Герца и оперы Чайковского:

- король Прованса Рене становится в опере провансальским графом (на отечественной сцене  было запрещено выводить королей даже далекого прошлого и в операх «Ночь перед Рождеством» и «Черевички» на гоголевский сюжет Чайковскому и Римскому-Корсакову было предложено заменить Екатерину Вторую на Потемкина, дарящего от лица царицы черевичке кузнецу Вакуле);

- Иоланда де Бар становится Иолантой в русской транскрипции;

- её заочное обручение с бургундским герцогом Робертом пока не доказано как исторический факт, но в опере это упомянуто;

-повествуется о любви Роберта к графине Матильде Лотарингской;

- другом Роберта был граф Водемон, влюбившийся с первого взгляда в Иоланту (историческая Иоланда вышла за Водемона замуж);

- о просьбе рыцарей к слепой Иоланте сорвать им красную розу, (но она срывает белую),  могут толковать историки, зная перипетии войны Алой и Белой Роз;

- о мавританском (испано-арабском) враче Ибн-Хакия мне не известно, но он может олицетворять восточного просветителя, а для рубежа 19-20 веков европейские и русские вояжи с лекциями гуру с Востока были реальностью;

- счастье физического просветления увязывалось с духовным просветлением, а этого жаждала просвещенная интеллигенция того времени, так что тема была актуальной.

Чайковский выступает в этой опере подлинным русским космистом, от лица Ибн-Хакия  предлагая Иоланте поднять глаза к небу и, прозрев, увидеть небо, звезды и Бога. Эта мистическая идея, как и вдохновенные гимны Творцу, щедро разбросанные по тексту, выявляют удивительный интерес Чайковского к неординарной для него теме.