ИСПАНИЯ И РОМАНТИКИ
Испанию
открыли для себя романтики. В течение столетий лишь Италия считалась страной с
античной классической традицией, отозвавшейся в Ренессансе. Увлечение итальянскими
художественными ценностями было повсеместными, но Испанию романтики открывают
для себя лишь в середине 19 века – сначала Домье и Эдуард Мане, затем
английский художник Джеймс Уистлер. Творчество революционера в живописи
Франсиско Гойи по сути предвосхитило эстетику 19 века, а французские художники
продолжили его поиски. Невелика и художественная дистанция с Веласкесом –
актуальными в романтическую эпоху оказались его идеи и образы, почерк. Оценка
Сезанном творчества Эль Греко – тоже
взгляд не столько в прошлое, сколько в будущее.
Впервые в 19 веке заговорили о
смысле и специфике испанского искусства, благодаря оценкам Веласкеса как
придворного художника и Гойи как циника и лишь Эдуард Мане во второй половине
19 века увидел в испанской живописи этих мастеров не мрачный пессимизм или
жестокость и не верноподданность, а человечность и отражение полноты жизни.
Считалось, что искусство Испании ретроградно, враждебно просвещенности,
цивилизованности и свободному разуму. Вольтер бросил однажды загадочную фразу:
«Африка началась в Пиренеях». Полотна
Мурильо французы открыли для себя в пору увлечения своим художником Грёзом – с
его морализаторством и легкой развлекательностью, салонностью. Риберу французы
присоединили к итальянской манере и долго не видели в нем ничего испанского.
Эмиль Золя и вовсе не любил испанской живописи, говоря о бескровных фигурах и
дряблой плоти без костей.
Но именно романтики смогли
вдохновиться Испанией. Поначалу её открыли литераторы – Готье, Мериме, Виардо,
затем художники Делакруа, Буланже, Рокплан – они увидели эту страну своими
глазами, полюбили её живопись, смогли оценить Гойю.
Второе поколение реалистов
испытало более сильный творческий импульс от встречи с испанцами. Домье увлекся
Риберой и Гойей, Курбе – Сурбараном и ранним Веласкесом. Расширился круг
ценимых авторов.
Импрессионисты воспели Испанию и
её культуру подобно тому, как это сделал Эдуард Мане. Это венец бурной вспышки
испанизма, начавшегося в 1820-1830-х годах благодаря Давиду и Жерико.
Французские романтики обращали внимание на атрибуты испанской экзотики: монахи,
молитвы, надгробия, таинство греха (Сурбаран) и Теофиль Готье в стихотворении
«Испания»» напишет: «Монахи белые, монахи Сурбарана, Вы, по надгробиям скользящие
в тени, Лишь «Патер» шепчете и «Аве» беспрестанно, Какой же грех вы искупить
должны?»
Типично испанское стало сводиться к
монашеской набожности или зверской кровожадности, к рыцарской чести,
горделивости и высокомерию или к необузданной страстности.
В живописи 1830-1840-х годов
сложилась франко-испанская школа, представленная А. Деоданком (1822-1882) с его
занимательными сценками: разбойники, цыгане, мавры, матадоры. Свою лепту в
испанизацию французского искусства внес Рибо. Великий Густав Доре иллюстрировал
Сервантеса.
Темы, мотивы и художественные принципы
превратились в рыночный товар и это вызвало презрительное отношение, хотя
одаренный живописец Анри Реньо писал талантливо и эффектно («Казнь в
мавританской Гранаде»), как и Буассар де Буаденьё («Возвращение из России») –
не уступая по психологизму Рибере и Веласкесу.
Этнографический подход исключал
поверхностную экзотику, мистицизм и романтическую восторженность («Письма из
Испании» Мериме представляли собой тонкие наблюдения за жизнью, обычаями и
психологией испанцев – они предвосхищали «Мертвого тореро» Эд. Мане).
В развитии художественной культуры
Испании от 16 века до 20-го сложилось две линии:
1.
гротеск, драматизм, деформация, трагическое ощущение жизни у Эль Греко, видения
у Кеведо, мотивы отчаяния и безысходности у Кальдерона и «Бедствия войны» Гойи.
О Кеведо и Гойе напоминал гротеск Бальзака «Эликсир долголетия» (1830), «Плот
медузы» Жерико (1818). Уроды и паяцы
Веласкеса и Гойи отражали историческую судьбу страны, социальные типы – это не
антитеза нормальному, а сомнение в нормальности реального, происходящего
(человека и безумца объединяли, по мысли Жерико, боль души за человеческий род,
порождением которого и стали безумцы). Позднее к этому пессимистическому направлению
тяготели Пикассо, Гарсиа Лорка, Бунюэль, но главным образом –
художники-графики.
2.
завершение линии Возрождения – Сервантеса и Лопе де Вега – живописью Веласкеса.
Это и гармоничные портреты Гойи 1800-х годов (Венера-цыганка). Это было более
всеохватным и разносторонним познанием действительности во всей многогранности,
шекспировско-пушкинское всевидение.
Через искусство Веласкеса французские художники 19 века открыли гуманизм, лишенный иллюзии и снисхождения.
Принципы Веласкеса в этом плане претворял Эд. Мане, Сервантес же стал отправной точкой для Флобера и последующего
поколения поэтов и писателей. Трагедийное и гротесковое отразились в поэзии Бодлера,
Рембо, Верлена, в живописи Домье, Тулуз-Лотрека, Сезанна. Курбе выделял для
себя грубовато-натуралистическое начало
в испанском искусстве, другим же мастерам были близки одухотворенно-поэтические
грани традиции, умудренная всеохватность.
Испанские темы и образы вкупе с проблематикой затронули во Франции ещё
Корнель, Лессаж и Бомарше. Сид и Севильский цирюльник не были исключительно
испанскими образами – они стали общенародными. «Кармен» Мериме достойно
продолжает этот ряд образов.
Интерес к Испании пробудили
романтики в 1825 году, благодаря «Театру Клары Газуль» Мериме, а в начале
1840-х годов вышел сборник Теофиля Готье «За горами». Между ними уже были
написаны и поставлены «Эрнани» и «Рюи Блаз» В. Гюго, испанские очерки и новеллы
Мериме и Мюссе. Но после 1830 года фигуры идеальных рыцарей меча и креста стали бледнеть, так что
Готье вынужден конструировать в своем
воображении «испанские монастыри» и дух шатобрианства, а в одной из своих
повестей он всячески подчеркивает восточные компоненты в испанской культуры,
вспоминая мавританство. Таким образом, в представлении европейцев, одна из
наиболее западных стран – Испания – становится олицетворением экзотического
Востока. Литераторы и театралы Франции
создают совокупный образ далекого, полуреального мира на окраине
европейской цивилизации, зашедшей в тупик. В этом далеком мире есть
удивительная экзотика, естественные люди и естественные чувства, цельность
и сила натуры, гордость в унизительной
ситуации, желание пожертвовать жизнью за любовь, честь и веру. Получался образ
не столько образ реальной страны, сколько представление о спасительной дали,
куда «сын века», разрываемой сомнениями, может убежать от самого себя.
И при этом в 1838 году уже искусственностью героя
и ситуации отличается «Рюи Блаз» Гюго.
Вслед за писателями поехали в Испанию художники – сначала побывал Делакруа
(1832), затем серия литографий Гойи («Бордосские быки») экспонировалась в
Париже (1825). Делакруа делал копии с гойевских «Капричос», а Веласкеса называл
своим учителем. В 1838 году во Франции открылся Испанский музей с 450 картинами
(наряду с «испанскими» галереями Аведо и Станди). По количеству ввозимых во
Францию испанских картин Париж превзошел Мадрид. Отношения между странами
оживились, когда Франция переживала крушение Империи, а Испания гордо
отказалась принять свободу из рук Бонапарта. От своих средневековых порядков и
абсолютизма испанцы стали избавляться самостоятельно, выступая за принятие
Конституции. Неудивительно, что события испанской жизни заинтересовали французских художников: Жерико в 1823 году
высказал себя наследником Гойи картиной «Открытие дверей инквизиции».
1848-1871 годы – время блестящих
итогов испанизма во Франции. Романтический образ Испании ушел в прошлое, хотя в
1859 году Гюго выпускает «Легенду веков», выступая против Наполеона Третьего
через обличение преступлений испанских правителей, но с другой стороны – это памятник прекрасной книжной
Испании. Вторая постановка «Эрнани» в 1867 году в Париже стала демонстративной.
Перестали считаться безобидными испанские темы у Домье – его Дон Кихот не
собирался защищать идеалы Второй империи. Так появилась и «Семья на баррикаде»
Домье. Его же комедианты не веселятся – они несчастны и меланхолична. Грустные
клоуны зарабатывают клоунадой на жизнь и
это трагедия (начиная с «Жиля» Ватто и заканчивая «Старым клоуном» Бодлера).
Карлики («Труанес») Веласкеса были столь же серьезны и сосредоточенны, как
воплощение горестей рода человеческого.
Альфонс Доде в 1869 году совместил в
образе нового рыцаря Тартарена из Тараскона черты Дон Кихота и Санчо Пансы.
Получился герой, неудовлетворенный жизнью, благородно-плутоватый одновременно и
ограниченный как обыватель…
