МОЦАРТ И ГЁТЕ: ДВА РОДСТВЕННЫХ ДУХА. Манфред Остен, нем.писатель,                                                            дипломат,   советник по культуре  в посольстве Германии  в Японии.

   Будучи режиссером Веймарского театра, Гёте ставил «Волшебную флейту» почти 100 раз, а в 1795 году задумал написать к ней продолжение, желая воздать должное родственному духу, каким считал Моцарта. В музыке Моцарта отразилась не только эпоха рококо, но и взрывы драматизма, ярости и неистовства, откровенно нарушающие эстетические каноны того времени. В 1778 году Моцарт вторично приехал в Париж. На сценах столичных театров шли комические оперы и водевили, своим критическим настроем возвещавшие о грядущих политических потрясениях. Мельхиор Гримм (наставник и покровитель Моцарта в Париже) не делал секрета из политических пристрастий. Некоторые любимые книги Моцарта были включены в списки запрещенных изданий как революционные. За 10 лет до Великой французской революции Моцарт сочинил 7 великих опер, воспев утопические надежды на возникновение общества, в котором все люди будут равны. Мимоходом сделал это и Гёте в своей «Ифигении в Тавриде» (1787), хотя и в несколько ироническом тоне. Гетевская Ифигения и моцартовская Памина были персонажами, возвещавшими о времени, когда человечество сбросит материальные и духовные оковы. Гете считал, что полной свободы личность может достичь лишь с помощью «внешних и совершенно неведомых сил» и если они вмешаются, это и будет милосердие. Памина и Ифигения их призывают. Покровительство просвещенного деспотизма в союзе аристократии и буржуа вскоре обернулось недолговечностью, став грезами – в этом Памина и Ифигения были едины.

     Гений Моцарта постоянно колебался между двумя полюсами: представлением людей времен королевского режима о прощении как милосердии сверху и верой в независимость личности. Для Моцарта идея прощения – главный мотив в операх-сериа («серьезных» придворных), в то время как свобода – основополагающий принцип новаторских музыкальных драм 1781-1791 годов, когда он порвал с традициями.

          Моцарт прославлял милосердного к заговорщикам монарха – короля Богемии Леопольда Второго в то самое время, когда летом 1791 года народ Франции арестовал пытавшуюся скрыться бегством королевскую чету. Но уже в «Дон Жуане» он отчетливо предвидел скорую замену философии Просвещения идеологией, проклиная беспредельную свободу в лице Дон Жуана (свобода соблазнителя приносится в жертву буржуазной морали).

           В «Волшебной флейте» легко различить черты масонского общества, почитающего добродетель единственной ценностью человечества. В «Свадьбе Фигаро» господин, неспособный к прощению, милостиво принимается в общество, свободное от тоталитаризма: сбывается мечта о слиянии разума и природы, об обретении человечеством счастья. Неудивительно, что Гете увидел в Моцарте творца «оперной красоты» «бесовского вида» - чтобы мучить и обманывать людей. Но и о Гете Ницше писал не лучше в 1886 году: «Его жизнь не имела никакой связи с жизнью нации: он жил и поныне живет лишь для немногих…В истории немецкого народа Гете – интерлюдия без продолжения».

           Сделав в своей жизни выбор в пользу свободы самовыражения, Моцарт оказался в одиночестве. В детстве его с сестрой обожали музыканты, изучали философы, наперебой приглашали к себе короли и принцессы, и сама их жизнь казалась проявлением божественной благодати, что соответствовало идее чудесного, распространенной в то время. Публика восхищалась вундеркиндом, позднее от него отшатнувшись, не понимая стиля, изменений, отхода от тогдашних музыкальных норм. Враждебно встречались его оперы и камерная музыка, в отличие от Гайдна – мастера примирять музыкальные стили, сделать новый музыкальный жанр приятным слуху любителей и знатоков музыки. Но Гайдн, услышав в 1785 году посвященный ему Моцартом самый смелый его квартет До мажор, написал Леопольду Моцарту: «Я говорю Вам перед лицом Бога, что Ваш сын – величайший композитор, среди известных мне лично или по имени. У него есть вкус и, что ещё важнее, умение сочинять музыку». Но между искусством гения и ожиданиями публики в то время лежала пропасть, да и Гете она тоже поджидала. Причина заключается в попытке заглянуть за границы своего времени. Несмотря на полностью завершенную вторую часть «Фауста», Гете принял решение не публиковать её – главное произведение всей своей жизни. Что же касается Моцарта, то его издатель и друг, композитор Антон Гофмайстер, отдавая тому гонорар за квартеты, неохотно раскупаемые, просил о расторжении договора на 4 остальных вещи или сочинять их, но в обыкновенном стиле («иначе я не смогу платить тебе и издавать твои произведения»).

               Гете ненамного пережил Моцарта. Испытывавший одиночество в своей эпохе Реставрации, окруженный либералами и поборниками германского духа, застрявший на полпути от века старого к веку новому, Гете назначил Моцарта на роль свидетеля собственной несвоевременности, доверив ему в 1829 году (!) написать музыку к «Фаусту». Одному Моцарту было под силу сочинить музыку, иллюстрирующую фаустианские  «невероятные заблуждения» - древнюю и современную историю любви и страсти, войны и пресыщения земными благами, историю, в которой человек проходит путь от иллюзий к разочарованиям и в конечном счете к мысли о милосердии и искуплении. В 1827 году Гете проводит параллель между Фаустом и Дон Жуаном, путешествующим в ад: «Меня спрашивают, какую же мысль я хотел воплотить в своем «Фаусте», как будто я могу знать и объяснить! Из рая в ад через мир, пожалуй, вот так…» Фауст и Дон Жуан, чьи  пути лежат в ад – два родственных духа. Моцарт и Гете, нашедшие свое время в вечности – тоже: оба они распахнули дверь новой эре (Гете не сомневался, что Моцарт бы справился с написанием музыки к «Фаусту» - она должна быть похожей на «Дон-Жуановскую» и противоположную аполлонически светлому началу, осветившему век, который Вагнер считал пронизанным «моцартовским духом любви и света»).